За окном четвертый день метет снег. Телефон аэродромной диспетчерской не отвечает, на башне РП некому снять трубку. В такую погоду сигнала на сбор не жди... в прошлый вторник при заходе на посадку разбился МиГ. Около четырех вечера высота облачности была порядка 200 метров, и руководитель полетов принял решение на взлет. На задание выходили двумя парами, задача – перехват воздушной цели на высоте 6000 метров. Наша пара взлетала первой, я ведомым. «812-й взлет!» и через двадцать секунд мой самолет воткнулся в белую вату из ледяной крошки. Вторая пара взлетала следом. Я слышал в эфире как ведущий доложил руководителю взлет.

Через сорок минут задание выполнили. Пока снижались аээродром накрыла ранняя зимняя ночь. Запросили «прибой»: наш обратный курс подхода. Впереди сложный инструментальный заход. Высота нижнего края облачности 100 метров по метео, сильный боковой ветер. В такую погоду можно ждать чего угодно. Мысленно стою схему захода по углам на радиостанцию. Когда за окном черная мгла, главное – контроль высоты. Четвертый разворот, и стрелка радиокомпаса совместилась с установленным курсом посадки. Проверяю выпуск шасси. Наша пара села с интервалом меньше минуты и доложила освобожение.

Командир второй пары садился первым. К тому времени полосу накрыл сильный снежный заряд. Полоса проступила из-за облаков на высоте менее 60 метров. На предпосадочной прямой машину пару раз качнуло сильным порывом ветра... Ведущий МиГ не без труда притерся к обледеневшей полосе: «Два нуля первый – посадка, освободил по правой», - доложил командир и без протокола добавил: «Володя, повнимательнее на прямой. Погодка серьезная»
Эта фраза стала для ведомого роковой.

В наушниках уже звучит частый сигнал прохода ближнего маркера, высота 100 метров, полосы по-прежнему нет – вокруг только сплошная черная снежная каша. Ведомый повторно проверил установку давления аэродрома на высотомере – в таких условиях каждые десять метров высоты могут стоить жизни. 80 метров. 60 метров. Вокруг темнота. «140-й, на курсе на глиссаде, продолжайте заход», - подбодрил руководитель полетов. Желтая гирлянда полосы вдруг проступила намного выше капота. «Выстота!» - спохватился летчик и резко принял ручку на себя. Самолет опять воткнулся в черную вату облаков. На такой скорости полоса приближается стремительно, только бы не пролететь. Летчик опять отдает ручку вперед, и полоса появляется снова, только теперь под непривычным углом откуда-то слева... боковой ветер!

Самолет уже разболтан на глиссаде, и успокоить его, как огромные тяжелые качели, непросто. Главное – восстановить машину на посадочном курсе, не дать ветру снести тебя вбок. Посадочная фара заходящего самолета качается из стороны в сторону. Руководитель полетов видит, как крайний заходящий самолет болтает на глиссаде. На языке застыла единственно верная команда «140-й, второй круг!» Но крайнее время захода уже было пропущено, полеты пора закрывать. РП медлил. «140-й на прямой, к посадке готов» - «140-му посадку разрешил».

Шум метели смешивается со свистом заходящего на посадку самолета. В свете посадочной фары видно, как снеговая метель волнами стелется по полосе. Над торцом полосы самолет пролетает слишком высоко, летчик отдает ручку от себя и в темноте, от волнения, пропускает высоту выравнивания. На скорости километров 300 в час, машина бьет в бетон сначала передней стойкой, высекая огромный сноп искр, слишком яркий для черной морозной ночи. Самолет резко бросает вверх. Опять ручку от себя. «140-й, катапультируйся!» Самолет бьет в полосу носом и правым крылом с креном градусов 50. Вспышка искр мгновенно превращается в огромный оранжевый огневой факел. Развернутый боком на полосе, МиГ лежит, охваченный пламенем. В эфире тишина.

Летчики, техники, солдаты на стоянке остолбенело смотрят на огонь. Снежную метель над стоянкой пропитывает запах горящего керосина. Это не тот запах, который несется вслед за рулящим по бетону самолетом самолетом. Это едкий запах горящего металла и резины. Запах смерти. Навстречу по полосе уже мчится пожарная машина. Слишком поздно...

* * * * * *

Пошла третья неделя полного запрета на полеты. Низкий полоток давит на голову, лампа светит прямо в глаза. Я опять откладываю на тумбочку книгу и в который раз тянусь к гантелям. В двадцатый раз за сегодня заставляю себя пятьдесят раз присесть, лечь на паркет, поднимать торс, качать пресс. На кухне гора немытой посуды, нетронутая со вчерашнего дня. Друзья вчера разошлись уже далеко за полночь. Едиственно, не пустить в голову это ощущение безысходности... этого мерзкого зверя, который грызет тебя изнутри, точит голову... всегда... после каждой авиакатастрофы.

Уже по нескольку раз, сначала на разборе полетов, потому между собой, на кухне и в курилке разобрали случившееся. Аэродинамическая особенность МиГ 23-го, опсанная в в учебниках, не раз повторенная на занятиях. На летном жаргоне называется «прогрессирующий козел». При неправильном выравнивании перед касанием полосы самолет подбрасывает вверх, и второе касание приходится на переднюю стойку. Если после второго удара о полосу стойка не отлетает, самолет подбрасывает опять, теперь уже на двадцать метров выше. И все повторяется. Это связано с особой аэродинамической формой крыла с изменяемой стреловидностью. Машина совершает три-четыре прыжка на полосе, результат чего только один – она горит. Однозначного выхода из этой ситуации нет, главное – не допустить неправильного касания.

В музее истории авиации в Монино, около Москвы, в самом конце поля, у забора, стоит МиГ-23 со свернутой вбок кабиной. Так выглядет результат посадки с «прогрессирующим козлом». Пилотского кресла в кабине нет: в тот раз летчик катапультировался. В отличие от остальных экспонатов, напротив самолета нет ни одной таблички. Экскурсовод вам вряд ли расскажет о том, почему замер этот остов в углу летного поля, среди боевых экспонатов. Свои знают: это наш 23-й, с особенной аэродинамикой.

Единственное правило: нет уверенности, на второй круг!
И все же... и все же...

БЕЛОЕ БЕЗМОЛВИЕ
В.С.Высоцкий

Все года и века и эпохи подряд
Все стремится к теплу от морозов и вьюг
Почему ж эти птицы на север летят,
Если птицам положено – только на юг?

Слава им не нужна и величие
Вот под крыльями кончится лед
И найдут они счастие птичие
Как награду за дерзкий полет!

Что же нам не жилось, что же нам не спалось?
Что нас выгнало в путь по высокой волне?
Нам сиянье пока наблюдать не пришлось, -
Это редко бывает – сиянье в цене!

Тишина... Только чайки как молнии,
Пустотой мы их кормим из рук
И наградою нам за безмолвие
Обязательно будет звук!

Как давно снятся нам только белые сны –
Все иные оттенки снего занесли.
Мы ослепли давно от такой белизны, –
Но прозреем от черной полоски земли.

Наше горло отпустит молчание
Наша слабость растает как тень, –
И в награду за ночи отчаяния
Будет вечный полярный день!

Север, воля, надежда – страна без границ,
Снег без грязи, как долгая жизнь без вранья.
Воронье нам не выклюет глаз из глазниц,
Потому что не водится здесь воронья.

Кто не верил в дурные пророчества,
В снег не лег ни на миг отдохнуть –
Тем наградою за одиночество
Должен встретиться кто-нибудь!

1972

Saxo77@mail.ru